Соломон Израилевич Гинзбург. Человек, которого знает почти каждый калининградец. Депутат областной Думы с многолетним стажем, которого можно увидеть рано утром спешащим на трамвай или маршрутку. Персональному автомобилю с водителем он предпочитает общественный транспорт, деловому костюму с галстуком - свободную форму одежды. И самого себя он называет «свободным человеком».
Корр.: - Соломон Израилевич, расскажите о своем детстве: кто были ваши родители, другие родственники?
С. Гинзбург: - Я родился в небольшом латышском городе Екабпилсе, в 140 километрах от Риги. Очень интернациональный город, где без взаимопомощи было трудно. К примеру, мой отец работал маляром на строительном предприятии. Перед праздниками строителям выписывали продукты по себестоимости. Яиц в продаже не было, а он имел возможность купить десяток за 40 копеек. Отец всегда брал несколько десятков и делился с соседями, а те, в свою очередь, делились чем-нибудь своим. И меня воспитывали в том же духе.
Отец был родом из Латвии, а мама - из Любомирки Одесской области. Мои родители познакомились в 1945 году в Байрам-Али. Там папа лечился в госпитале после ранения на Калининском фронте, мама его выхаживала. После войны они поженились.
Корр.: - Вспомните ваши школьные годы.
С. Гинзбург: - Я оканчивал национальную латышскую школу. В моем аттестате были и тройки, и четверки, и пятерки. Я увлекался историей, литературой. По этим предметам у меня были «пятерки», «тройки» - по латышскому языку и черчению. Я много внимания уделял физкультуре и спорту. Входил в юношескую сборную в своей весовой категории по классической борьбе. У меня второй взрослый разряд по классической борьбе, шашкам и футболу. Были успехи и в учебе: в 1976 году я занял первое место на республиканской олимпиаде по истории.
Я был невзрачный мальчик, четвертый с конца по росту. Но девочки ко мне почему-то все хорошо относились. Может, из жалости? А мне нравились девочки высокие и старше по возрасту. И они, как ни странно, отвечали взаимностью. Мы всегда находили общий язык: вместе ходили в походы, в кино, на вечеринки. Достать билеты в кино было трудно, особенно, если зарубежный фильм. Но у меня, 14-летнего мальчишки, был блат. На летних каникулах я всегда подрабатывал, чтобы не просить денег у родителей - трудился маляром и разнорабочим в «Совхозе им.
25-го съезда КПСС». Бегал с 30-35-килограммовыми ведрами шпатлевки. За лето мог заработать более 200 рублей теми еще деньгами. Билет в кино на вечерний сеанс стоил 30 копеек. Я покупал шоколадки, цветы кассирам, а они мне оставляли билеты.
Корр.: - Вы были октябренком, пионером, комсомольцем?
С. Гинзбург: - Да, хотя и не рвался. Меня интересовали знания, история, изучение языков, интересовал досуг. Мы шли на парады, несли значки с крейсером «Аврора». И относились к этому как к игре, а не к какому-то идеологическому воспитанию. Мы закупали шампанское, договаривались, где будем отмечать, чтобы родители «не настучали по репе», как быстро протрезветь, вовремя прийти домой.
Корр.: - И как же?
С. Гинзбург: - Как сейчас помню, чтобы быстро протрезветь, нужно провести ряд манипуляций с мочками ушей, с головой, с волосами. А волосы у меня в то время были по моде - до плеч. Я был большим поклонником рок-музыки, заслушивался Яном Гилланом, любимыми группами Rainbow, Deep Purple. Я даже собрал всю фонотеку этой группы.
Корр.: - Расскажите о своей семье.
С. Гинзбург: - Моя семья - супруга, двое детей - сын Евгений, ему 32 года, и дочь Алена, ей 25 лет. И внук Яша, которому год и 8 месяцев. Сын живет в Москве, работает по приглашению в одном из головных офисов «Сбербанка» программистом-архитектором. Дочь - преподаватель английского языка, она закончила наш университет. С моей будущей женой Еленой мы вместе учились на историческом факультете. Она чуть моложе. Лена была очень непростой девчонкой, «Мисс факультет». В жизни я всегда ставил перед собой достаточно сложные задачи. Наверное, так случилось и с Леной, сначала я за ней ухаживал, потом - она ответила взаимностью. Но первым, конечно, я на нее обратил внимание. Поскольку во мне нет ничего особенного, то, мне кажется, я покорил ее своей верностью слову, умением красиво ухаживать, не жадностью. Мы в браке уже 33 года, но год идет за два. Для нее.
Вспомнил анекдот. Немецкая пара отмечает 65-летие совместной жизни. Она юная, сексапильная, слегка за 80. Она буквально порхает. А он дряхлый, хотя они одногодки, похож на 100-летнего. У нее спрашивают: «Фрау Кугель, скажите, пожалуйста, как Вам удалось сохранить такую живость, молодость, подвижность?» Она отвечает: «Я всю жизнь заставляла работать моего дорогого Курта. А если он не справлялся, я била его по шее». «Уважаемый Курт, вспомните, пожалуйста, самые счастливые годы вашей жизни? - Десять лет в советском плену».
Корр.: - Ваши дети сами выбирали себе профессии?
С. Гинзбург: - Моя задача - дать детям базу. Я никогда не экономил на их образовании. Мог экономить на одежде, питании. Мы достаточно скромно жили и живем до сих пор, без всяких излишеств. Сын - кандидат экономических наук. Я поучаствовал в выборе его профессии исключительно как советчик. Я ничего не навязывал, он всего достиг сам. Освоил архитектурное программирование. Дочь сама выбрала своей будущей профессией иностранный язык и знает его в совершенстве. Плюс немецкий и итальянский языки. Ей было 22 года, когда она пришла работать в школу, но вскоре ее уже считали перспективным учителем. У нее не было проблем с дисциплиной в классе. Ей и сейчас это интересно. Как только подойдет очередь в детский сад, дочь сможет вернуться на работу.
Корр.: - А разве Вы не можете ускорить этот вопрос?
С. Гинзбург: - Я никогда не включал административный ресурс. У меня есть возможность пользоваться служебным транспортом, но пока я депутат, я буду ездить на общественном, чтобы знать, как и чем живут люди.
Корр.: - Какое место в вашей жизни занимают деньги?
С. Гинзбург: - Они кое-что для меня значат. Деньги дают мне определенный уровень свободы. Они мне нужны для того, чтобы решать те задачи, которые передо мной стоят. Например, сейчас у меня есть старенький беговой тренажер, мне нужно поменять на нем ленту, которая уже не выпускается. Конечно, можно купить новый тренажер. Но родители всегда приучали меня к бережливости. Поэтому мне проще отремонтировать старый. У меня есть туфли, которые купил в 2007-м в финском городе Тампере за 35 евро. В то время это были небольшие деньги. Я там был на конференции, которую организовывал глава РЖД В. Якунин. Его зам купил себе обувь за 3000 евро. А я за 35 и очень доволен. И я буду их носить, пока не рассыплются. И мне безразлично, модные они или не модные.
Корр.: - Вы планировали себе именно такую карьеру?
С. Гинзбург: - Нет, в политику я пришел по нужде. Меня в 1990 году выдвинул коллектив учебного заведения на ул.
К. Маркса 17, где я преподавал. Потом там расположился офис «ЕР». Я в страшном сне не мог себе представить такое совпадение. Я с семьей и маленьким ребенком жил в подвале дома на проспекте Победы, без прописки. Нас периодически приходила выселять «Санэпидемстанция». И это тоже был стимул избираться. Я знал, что, если я стану депутатом, меня пропишут и перестанут выселять. Моим основным оппонентом был директор «Калининградстроя» Виктор Ипатьевич Петров. Вторым моим конкурентом был Аркадий Айзикович Фельдман. Я ему говорю: «Вы что, не могли другого округа найти? Два еврея сошлись в одном месте». Фельдман был уверен в победе. Но во второй тур я вышел с Петровым, которого затем обошел с большим перевесом.
- Был период в жизни, когда я отказался от выборов. В 1991 году я получил предложение от Ю. Маточкина и занял высокий пост в администрации области в ранге заместителя главы. Я тогда был депутатом областного совета народных депутатов. В 1993 году мои полномочия были прекращены. Потом я не переизбирался, работал на высоких постах в исполнительной власти. Хотя мог, закон тогда разрешал. Но я считал аморальным сращивать исполнительную власть и законодательную. Тогда больше было совести и у чиновников, и у депутатов. Был стыд. А стыд - это гнев, обращенный вовнутрь. Это - Бог в твоей душе. Сейчас этого нет.
По крайней мере, когда я иду на выборы, я мандат получаю из рук народа, а не в высоких кабинетах. Я не подставляю свой зад для того, чтобы выклянчить себе какие-то услуги. Просто вижу, как ведут себя мои коллеги. Которые готовы все продать, свой пол изменить, свои вторичные половые признаки, лишь бы просочиться.
Корр.: - Политика - дело жестокое. Часто приходится принимать решения не по совести, а по политическим или экономическим мотивам, которые могут нанести вред определенной части населения, зачастую самой уязвимой. Переживаете ли вы этот внутренний конфликт и как?
С. Гинзбург: - Политику делают люди, которые в ней участвуют. А страдают обычные люди. Если голосуешь, как политическая путана, как дешевая шлюха, ты издырявливаешь свою совесть. Я никогда не голосовал против совести, мне никогда не было стыдно за результаты голосования.
Корр.: - Вы очень отличаетесь от коллег по цеху: никогда не приезжаете в Думу на собственном автомобиле, в одежде предпочитаете свободный стиль. Почему?
С. Гинзбург: - Я - свободный человек. За пять лет карьеры чиновником, которые я проходил в костюме и при галстуке, меня это достало. Не то, чтобы это не мой имидж. Я просто хочу немного передохнуть. Я очень ценю Жана Поля Сартра. У него есть такие слова: «У каждого человека в душе дыра размером с Бога. И он ее наполняет тем, чем считает нужным». Кто-то может наполнить ее дорогими галстуками. Он рвет за народ рубаху, но при этом не задевает тысячадолларовый галстук. А кто-то выглядит скромно, но он, по-моему, интересен людям, интересен избирателям, интересен своим близким. Элита - это когда правильно живут, а не вкусно едят. Можно красиво одеваться, носить дорогие запонки, рубаху от Кардена и при этом быть помойным котом. Я знаю очень много таких людей, моих товарищей по цеху, многих знатных единороссов, которые призывают выступить против Цуканова, против Егорычева, дать им пинка. Тогда я говорю: «А вы-то чего? Вы что, совсем уже?» Я напоминаю им слова Пушкина, который, пожалуй, впервые написал о «Виагре»: «Какое низкое коварство - полуживого забавлять».
Корр.: - Вы совестливый человек? Вам когда-нибудь было стыдно за свои поступки?
С. Гинзбург: - Я богобоязненный человек. Но идти против совести…
Я много раз ошибался… Но никогда не поступал подло. При всех своих недостатках (а их у меня очень много), я никогда никого не предавал. И никому из моих соратников не позволял так делать.
Корр.: - Есть ли у вас вещи, с которыми вы никогда не расстаетесь? В память о родительском доме?
С. Гинзбург: - У меня до сих пор на прикроватной тумбочке стоит мишка, который старше меня, он с 1958 года. Мама готовилась стать матерью и купила эту игрушку. Это память о месте, в котором я жил. С 2005 года я придерживаюсь кашрута (раздельное питание). Перед выборами 2006 года мы с дочерью посетили Иерусалим. У меня накопилось много отгулов, в том числе и за счет праздника - дурацкого Дня народного единства, праздник православных чекистов. Там мы впервые оказались у Стены плача. В сумерках набрели на женский монастырь, который принадлежит Русской православной церкви, где я познакомился с настоятельницей монастыря, праправнучкой А.А. Баранова (последнего губернатора русской Аляски). Я ей тогда рассказал анекдот, от которого она дико хохотала.
- Иерусалим. Раскаленный полдень. Трое пьяных раввинов с большим трудом лезут в католический женский монастырь. Вот одному наконец-то удалось добраться. Выглядывает настоятельница и говорит: «Нечестивцы, куда ж вы лезете? Тут невесты Христовы!». Самый старый отвечает: «О, мы-таки со стороны жениха!»
Корр.: - Что вы больше всего цените в женщине?
С. Гинзбург: - Если бы я мог рационально объяснить, что я больше всего ценю в женщинах, был бы лицемером и очень неискренним человеком. Я не знаю.
Корр.: - Я сейчас решу, что вы женоненавистник…
С. Гинзбург: - Нет, я не в тренде. Мне женщины нравятся больше, чем мужчины.
Корр.: - Что может вас вывести из себя?
С. Гинзбург: - Трусость, малодушие, предательство, жадность, желание прикрыться слабым, демонстративное унижение нижестоящего, желание жить по принципу, что не ты украшаешь место, а место украшает тебя, административное хамство, жлобство. Купленные дипломы и коррупция, которая становится остовом нашей жизни и прикрывается при этом псевдолюбовью к родине. Иными словами, «профессиональный патриотизм». Это вызывает у меня просто отторжение, ненависть, потому что профессиональных патриотов не бывает. То, что сейчас происходит, это - жизнь в зазеркалье. «Это пройдет!» - было написано на перстне одного великого человека.
Корр.: - А вы сами патриот России?
С. Гинзбург: - Мне кажется, что да, патриот. Потому что у меня была возможность уехать и очень неплохо жить. И речь идет не только об исторической родине. Я, например, мог получить гражданство Латвии, потому что у меня отец оттуда родом. Я мог бы быть членом латвийского парламента. Но моя родина здесь и здесь мое Отечество.
Корр.: - Если бы у вас была возможность пригласить кого-нибудь на ужин, кто бы это мог быть?
С. Гинзбург: - Хоть это и нереально, но я был бы счастлив провести застолье с Умберто Эко, которого мне посчастливилось знать лично. В 2000 году мы познакомились во время одной из стажировок в Италию. Либо с Жаном Полем Сартром. Мне приходилось трапезничать с очень многими знаковыми людьми. У меня очень добрые отношения с А. Пугачевой, с которой меня М. Прохоров познакомил. Я как-то спел ей песню, по которой учил русский язык в 1976 году, когда приехал в Калининград, «Ясные светлые глаза». Она пришла в восторг, сказала, что пою отвратительно, но очень от души.
Корр.: - Сколько у вас галстуков?
С. Гинзбург: - Очень много. Я их терпеть не могу, а мне их дарят, и еще зонтики. Я думаю, что полсотни есть. Я их раздариваю, а сам хожу в дождь, как мокрый воробей, потому что зонтики - это самая бесполезная часть гардероба в моей жизни.
Корр.: - Спасибо за беседу.
С. Гинзбург: - Извините, что без скандала.
Майя БЛИНОВА
